— VI —

Перенесение войсковых регалий в г.Новочеркасск (9 мая 1806 г.).

Пернач, жалованный войску Донскому
императрицей Елизаветой Петровной.
Россия. 1746 г.
Музей истории Донского казачества

Наступил март месяц 1806 г. Весна была ранняя. Широко разлился многоводный Дон и затопил все луговое пространство от строющагося Новочеркасска до стараго города, от станиц Бесергеневской и Заплавской до Багаевской и Манычской, а на запад до Аксайской. Остались лишь небольшие зеленые островки для пристанища рыболовов с их небольшими шалашиками и жердями для просушки сетей и вентерей. Затопил кормилец-Дон и старый городъ; шныряют по нем челноки, развозя казаков по улицам, словно гондолы в Венеции, зато в Новочеркасске — сухо и пыль даже показалась. Прибрежные холмы вплоть до Аксайской станицы покрылись нежной первой весенней зеленью. Зеркальным озером стал разлив кругом, и отразились в нем дома и деревья, и как островки стали хаты упрямых старочеркассцев, не пожелавших переселиться в новый город. "Да, соглашались передовые казаки: прав наш атамань, что увел столицу нашу с этого болота; но почему поставил ее на безлюдном холме, далеко от кормильца Дона, далеко от богатаго моря, нашего исконнаго достояния. Почему не в Азове, в Ростовской бухте, не в Аксае, а здесь вот, вдали от торговых дорог должен стать первый город Донского войска? Ведь затмят его своей торговлей Ростовский порть и Таганрог: даже Азов станет богаче его, и только будущим собором, да атаманским домом и присутственными местами будет выделяться Новочеркасск перед другими городами всевеликаго войска Донского... Неужели правда, чтобы стать ближе к Мишкину, где пасутся атаманские табуны и разростается атаманский сад?!"

Хоть упорно носились такие слухи среди городских казаков, но не вязалось как-то представление о преследовании личных интересов с величавым, могучим образом героя-атамана, так горячо любимаго всем казачеством и в свою очередь на деле доказавшего любовь и отцовскую заботливость о своих "детушках"-донцах во многих походах и схватках с неприятелем. "Скорее по глупости, по недальновидности... " Но неужели Платов глупь? Как может быть глупым человек, который из простого казака, игравшаго мальчиком в айданчики в Черкасске, стал видным и деятельным полководцем и, наконец, атаманом войска Донского, генерал-лейтенантом и кавалером многих орденов?

Как можно заподозрить в недальновидности человека, остроумием и хитростью котораго восхищаются все полководцы, даже покойный светлейший князь Суворов? Ведь не льстец же он какой нибудь, не шаркун... Всем известна его прямота и резкость, с какою он относился к прилизанным царедворцам и всяким выслужившимся по протекции тетушек и дядюшек дворянчикам. Ведь всем известна его любимая поговорка, с какою он иногда обращался к какому-нибудь пустому фату, князьку или графчику, не смотря на его родственные связи: "Я вам скажу... вы не достойны того, можете не служить у меня, я вам скажу... убирайтесь вон, я вам скажу!" Всем известен в этих случаях его тон, недопускающий возражений: мягкий, но как свинец тяжелый.

Одно только говорило в пользу Платова — это ежегодныя наводнения, разорявшия черкасцев в течeние более двухсот лет, и только он рискнул перетянуть казаков с насиженных гнезд. Один он не сробел поселить донцов на новом месте. Но почему же он выбрал для столицы этот холм, окруженный жалкими Тузловом и Аксаем, которые не только не судоходны, но даже пересыхают летом? Почему силком сгоняли туда казаков? Почему прекратили землекопныя работы, которыя оградили бы Черкасск от постоянных весенних наводнений и стоили бы дешевле, чем перенесение города на новое место? Все эти вопросы волновали черкасское общество, а между тем новый город по воле одного человека продолжал спешно строиться на избранном месте: дома росли, как грибы, правда, небольшие и большею частью все деревянные, в один этаж, но на первый год и этого было достаточно. Придет время — в городе будет красоваться великолеепный собор, какого нигде не только на Дону, но и в соседних губерниях еще не воздвигали; построен будет атаманский дом-дворец, насажен обширный сад, а с проведением в Аксай Дона разовьется торговля...

Многие казаки еще лелеяли мечты, что столицу поставят у устья Аксая, при Доне, где было возвышенное и бойкое место; все думали что Платов "поблажит" и оставит свою мысль, и по старому центр войска будет в Черкасске, где был он более двухсот лет. И не охотно строились казаки по Тузлову и Аксаю, не охотно подчинялись они требованиям новой правильной разбивки домов на улицы и переулки...

Немногие из казаков понимали истинную суть вещей. Знали они о столкновениях Платова с генералом Де-Волантом из за выбора места. Слышали личное донесение о том Де-Воланта Государю. Поняли они идею Платова: если не там, так в степь, в глушь, хоть на Аму-Дарью, подальше от тлетворнаго влияния всяких проходимцев-торгашей! Казак — не торгаш, казак — воин, его нужно сохранить для грядущих событий целым и невредимым, с его исконными нравами и обычаями, воинским духом... Казак нужен для будущей истории России, казак будет вершителем ея судеб... Так думали многие благоразумные казаки стараго закала, так думал и сам Матвей Иванович Платов, строя новый город.

Торжество переезда войсковой канцелярии с войсковыми регалиями, знаменами и проч. из стараго города в новый было назначено на 9 мая 1806 года. Об этом особым указом были оповещены все станицы Дона заблаговременно; при чем было предписано станичным атаманам и казакам со станицы Грушевской и от Мелеховской по Кочетовскую, а также и всех станиц, расположенных по Донцу, чтобы все имеющиеся на лицо, исключая недавно прибывших из полков, если они сами того не пожелают, служилые казаки, отставные и выростки, конные, с вооружением и станичным знаменем прибыли в Новочеркасск непременно к 8 числу мая и явились в распоряжение командира рабочаго полка Слюсарева. Со всех же прочих станиц по Дону от Кочетовской до Казанской и с Хоперских, Бузулуцких и Медведицких явились бы также к 8 мая, на станичных подводах или водой, по три первостепенных старика и с ними по три выростка от 13 до 16 лет, таких, которые могли бы помнить предстоящее торжество "и доводить до сведения своих потомков".

Таким образом к 9 мая в г. Новочеркасск собралось народу до нескольких десятков тысяч. Из ближайших станиц явились почти все жители обоего пола. Торжество перенесения регалий началось в старом городе Черкасске с утра 9 мая. Все генералы, штаб- и обер-офицеры собрались в квартиру войскового атамана, а все регалии, знамена и герб города выстроились перед входом в собор. Раздался благовест... Загудел он, застонал и понесся переливами над водной поверхностью. Обнажили головы старочеркасцы, глубоко вздохнули и перекрестились, "Прощай, наша древняя столица, — город Черкасск! Много крови отцов и дедов пролито под твоими стенами! Прощай, батюшка наш Тихий Дон, и ты, Монастырское! Много костей храбрых бойцов скрываешь ты в недрах своих. Прощайте вы, свидетели славных битв и подвигов донского казачества, святые знамена и жалованные Российскими Государями клейноды и грамоты! Не увидите вы уж больше древняго черкасскаго собора..." Так думали старые усатые старочеркассцы, выстроившиеся в ряд на соборной площади под развевающимися при легком утреннем ветерке знаменами, порыжевшими от непогодь и времени.

При благовесте атаман и весь генералитет вошли в собор и слушали божественную литургию. Регалии же все время стояли на площади.

Во время многолетия с городского бастиона из пушек был дан пятьдесят один выстрел, и после этого вся процессия с духовенством и регалиями двинулась к судам. Шествие начиналось иконами и другими священными предметами, подлежащими перенесению в Новочеркасск, за ними несли регалии и знамена, потом шло в облачениях духовенство, а вслед за ним войсковой атаман со всеми чинами. Суда двинулись мимо Даниловскаго бастиона, а потом Гнилым ериком, а далее разливом, оставив Аннинскую крепость вправо. При движении этой флотилии с городского бастиона, по данному сигналу, был сделан тридцать один выстрел. При последнем выстреле городския станицы, которых было 12-ть, с своих судов сделали по очереди по одному выстрелу из ружей, а потом то же сделали и другия участвовавшия в процессии станицы из низовых. Суда следовали в следующем порядке: впереди, сажен на сто, шлюпка с полковым знаменем, на котором был изображен образ Николая Чудотворца, при полицейским чиновнике с командою; потом лодки со священниками и диаконами, далее две лодки с двумя хорами певчихъ; за ними в двух больших лодках везли регалии и знамена, а далее шлюпка с зерцалом и дьяками; вслед за ними четыре шлюпки в ряд с атаманом, генералами, офицерами и благородным обществом. Следом и по сторонам ехали в определенном порядке городския станицы и станицы: Бесергеневская, Заплавская, Маноцкая, Багаевская, Александровская, Гниловская и Аксайская. Среди них были лодки с учениками гимназии и начальнаго приходскаго училища, директором и учителями.

Когда процессия поравнялась с Аннинскою крепостью, то с последней дан был 31 выстрел из пушек, а потом даны были ружейные залпы со всех плывших станичных судов по порядку.

Была ясная чудная погода. Лодки быстро скользили по гладкой поверхности разлива, соединившаго старый город с новым. Гулко раздавались голоса певчих и духовенства в свежем утреннем воздухе. Выстрелы пушек слышны были на далекое пространство, как то: в станицах Раздорской, Семикаракорской и ниже до Азова. Весел был атаман Матвей Иванович. Зорким оком окидывал он плывшия суда с войсковыми драгоценностями, знаменами и регалиями, и был доволен образцовым порядком, в котором шла вся процессия. .

При приближении судов к Новочеркасску, по данному ракетой сигналу, выстроившияся на возвышении в новом городе батареи стали давать поочередно сначала редкие, а потом чаще и чаще выстрелы. Лодки с регалиями и знаменами, а также и с атаманом причалили к особо выстроенной пристани, а станицы остановились по флангам, в том же порядке, в котором и плыли. Суда причалили все одновременно. Процессия в том же порядке, как и плыла, направилась по Крещенской улице к собору. По сторонам стояли казаки атаманскаго полка и станиц, имея впереди малолетков, приехавших на торжество. Вся процессия с регалиями и знаменами выстроилась у временнаго собора, в котором был совершен в присутствии атамана и генералитета благодарственный молебен, и войска расположились шпалерами от соборной площади до войсковой канцелярии по проспекту, который впоследствии был назван Платовским. После молебна процессия двинулась к дому войсковой канцелярии (где ныне Донской музей). Зерцало при известной церемонии было поставлено на назначенное ему место, а регалии и знамена были сложены в особое помещение. Во все это время пальба из пушек не прекращалась. Этим в первый день, в 5 часу дня, церемония закончилась. Войска отпущены на отдых. Вечером для собравшагося народа была устроена иллюминация.

На другой день, 10 мая, был назначен войсковой круг, по древнему обычаю казачества.

В 9 часов утра заблаговестили к литургии во временном соборе. По Платовскому проспекту от войсковой канцелярии до собора выстроились войска. Процессия двинулась. Впереди шел артиллерийский взвод, за ним несли регалии и знамена, потом следовал атаман в полной форме и при всех орденах, а далее весь генералитет и офицеры. Сзади шла для поддержания благочиния полицейская команда. Регалии и знамена выстроились перед собором в два ряда, а войска на площади образовали полукруг. При пении многолетия артиллерия дала 101 выстрел, а войска дали троекратную стрельбу беглым огнем.

После богослужения на соборной площади был "войсковой круг". Старший войсковой дьяк прочитал, во первых, Всемилостивейшее Его Императорского Величества повеление, даровавшее право переходить в Новочеркасск и "все щедроты, на случай сей от Государя Императора излиянныя", потом "разныя прежния, Всемилостивейше жалованныя войску Донскому грамоты, как в награду, так и в похвалу его.

По окончании круга, войска выстроились по проспекту до войсковой канцелярии, и процессия с регалиями и знаменами двинулась от собора в том же порядке, как и шла туда.

После этой церемонии войсковой атаман пригласил всех собравшихся генералов, штаб- и обер-офицеров на войсковую "хлеб-соль", приготовленную в особом огромном шатре, тут же возле войсковой канцелярии. Для народа же и войск были приготовлены особые столы под открытым небом на месте, где теперь расположен Александровский сад. У каждаго стола, длиною во всю доску, были поставлены широтвы с водкой, ведер по 20, ушаты с медом и "хмельной брагой". Развеселилось и зашумело донское казачество на разные лады в новой своей столице. Послышались старинныя донския песни, с высоким тенором-подголоском. Старики не только не отставали от молодых, но даже сами служили им своим примером как в пении, так и самоугощении и даже в пляске.

Для большаго увеселения народа в разных местах играли "капели" музыки. По заранее условленному сигналу народ бросился штурмовать поставленнаго тут же на площади большого жаренаго быка, покрытаго тафтой, с вызолоченными рогами. Победитель, сорвавший ему голову, получил щедрую награду.

По произнесении атаманом тоста "за здравие и благоденствие Всемилостивейшаго Монарха и всего Августейшаго Дома",раздался залп из тридцати орудий, а затем громогласное, долго несмолкавшее "ура" всего народа.

Пир пошел горой. Развеселившийся до края Матвей Иванович "велел убрать шатер и вызвал "песельников и плясунов". Знаменитый в то время на Дону тенор-подголосок сотник Иван Тропин и известный плясун, старый есаул, участник оренбургскаго похода, и известный пьяница Степан Губарь, выступили на средину круга. Махнул Платов рукой, и ахнул тенор, взвился, и понеслась разудалая плясовая казачья песня, поддержанная голосами всех присутствующих:

Как во поле и на воле
Я гуляла и играла
Сы донским казаком,
Добрым молодцем...
Трай ля, трай ля-ля,
Добрым молодцем.

Явились бубны и литавры. Топнул сильною ногой Губарь и остановился, вперив соколиный взор в седого маиора Афоню Князева, делая ему вызов. Тот проделал то же самое. И понесся Губарь в традиционном, любимом на всем Дону "казачке" с такою быстротой и легкостью, что ему позавидовал бы любой танцор с подмосток.

Первых плясунов сменили другие, третьи... Так веселье продолжалось до 7 ч. вечера. Утомленный пляской и поссорившись с своим соперником, с тоже горьким выпивохой маиором Князевым, Степан Губарь, протискавшись в круг станичников и встретив среди них "однополчан", соратников в походах и битвах, так с ними "начакрыжился", что чуть не утонул в одном из ушатов с водкой, приняв ее за воду. Насилу его оттуда вытащили. Тенор-запевало Тропин так и заснул, сидя на земле у ног атамана Платова. Такова была простота нравов того времени. В 7 час. вечера происходили за городом скачки на призы. Участвовавших в этом спорте было до 500 человек. Платов любил конския ристалища и богатырския потехи, охоту и другия забавы, развивашия воинский дух казаков. И в данном случае устроенное им состязание на лошадях почти целаго полка, на семиверстное разстояние с препятствиями как-то: плетнями, земляными валами и канавами, представляло грандиозное зрелище. Ничего подобнаго уже не было в последующей жизни казаков. Первый победитель получил большую серебряную вызолоченную кружку, с вытесненными на ней словами: "Победителю скачки, месяца мая 9 дня 1806 года". Имени этого казака не сохранилось. Пришедшие вторым и третьим получили большие такие же стаканы, "а в утешение последних, чтобы знать о доброте их лошадей", было предложено им хорошее угощение с "выпивкой и заедкой".

После скачек, окончившихся с захождением солнца, атаман и все чины возвратились в город, "к ставке атаманской", и угощение с песнями продолжало далеко за полночь.

Расходившиеся станичники, большею частью уже пожилые старики, с георгиевскими крестами, "услаждали слух г-на атамана" своими историческими песнями "волоковыми", т. е. протяжными: "На степях то было, братцы, на саратовских", или "Как на усть то, братцы, было Дону Тихова, да по край то было моря синева" и др.

По захождении солнца было сожжено перед ставкою атамана несколько "фейверок" "со щитами" Государя и Государыни и "других царствующих особ", а вокруг города по Тузлову и Аксаю и далее до самого стараго города по островам и на столбах была устроена иллюминация из разноцветных огней и бочек с дегтем. Так праздноваль в былое время Матвей Иванович открытие своей столицы, им одним созданной, но, к несчастью, живущей в настоящее время одним двадцатым числом.

Книжная версия главы