Донские областные ведомости
№ 89/25.4.1913 г. стр. 3-4
Евграф Савельев
Прежде и теперь
Кто из старожилов Новочеркасска не помнит того вопиющего безобразия, пьянства и граничащего с хулиганством дикого разгула, разыгрывавшихся ежегодно на нашем городском кладбище в день традиционного поминовения усопших – родительскую субботу?
Святой и трогательный обряд, освященный религией, грубо попирался ногами распущенной толпы.
Молитвенно настроенный слух родственников и знакомых, пришедших на кладбище с целью посетить место упокоения дорогих им людей, посидеть на родных могилках, погрустить и духовно побеседовать с близкими существами потустороннего мира, дерзко оскорблялся пьяной песней, циничной шуткой, револьверными выстрелами и воплями „караул”.
Нечего сказать, отрадное для истинного христианина зрелище.
Какая поучительная картина для молодежи, не говоря уже про детвору, приведенную на отцовскую или материнскую могилку и объятую каким-то таинственным чувством глубокого почтения и страха перед местом вечного покоя и мира.
Что же представляется детскому взору на кладбище?
Везде группы народа, оживленно, словно на веселом гулянье, смеющегося и перекидывающееся шутками...
Все весело пьют и едят, пьют и едят, и опять пьют...
Иногда капает в налитую рюмку крупная слеза, но это явное проявление родственной привязанности к усопшему обнаруживается, обыкновенно, лишь после десятой чарки или около этого.
Вокруг трещат без умолку женские перетолки о том и о сем...
Усердно перемываются косточки общим знакомым, передаются городские сплетни, жалобы на дороговизну жизни, нескончаемые пересуды про наряды и моды; достается, как следует, и нелюбимым покойникам, чем либо не угодившим при земной жизни разговаривающим.
С особенным любопытством и полунасмешкой наблюдаются редкие случаи истинного горя и печали о близких умерших.
К полудню кое-где уже подвыпившие голоса пытаются затянуть песню.
Говор посетителей кладбища усиливается и повышается на несколько тонов, выше или ниже, смотря по темпераменту.
То там, то тут вспыхивают внезапные ссоры, вспоминаются старые обиды и счеты между знакомыми и приятелями. Подымается громкий обидчивый спор.
Появляется компания „гуляющих” парней с наглыми, вызывающими лицами, которые, наигрывая „в гармонь”, с бесшабашной уличной песней проходят все кладбище из конца в конец, задевая поминальщиков нецензурными по адресу женщин выражениями и грязными предложениями.
Наиболее благоразумные посетители отправляются домой, смею думать, с невеселыми думами и разбитыми надеждами провести этот редкий день в трогательном единении с близкими умершими.
Кстати, нельзя не упомянуть, что все это часто происходит без всякого стеснения на виду у многих священников, служащих по просьбе родственников панихиды на могилах, и часто не смеющих, из опасения хулиганской выходки, заметить посетителям всю непристойность их поведения.
Вы скажете, что же смотрела полиция?..
Но кто не знает, что тогдашняя полиция не была поставлена на должную высоту и почти никакого внимания не обращала на творимые в кладбищенской ограде безобразия.
Вечереет...
Священники с причтом поспешно уходят в город, так как на кладбище оставаться не безопасно беззащитным людям.
В сумерках догорающего дня виднеются между могилами небольшие группы гуляк. Доносятся до пораженного слуха наблюдателя нецензурные словечки и хриплая брань, пересыпаемая визгливыми женскими криками и пьяным смехом....
Воображение невольно переносит место действия на далекие берега Тигра, в языческие храмы вавилонян, празднующих свой ежегодный распутный культ позорной богине Мелиты.
Там также праздновали, также пьянствовали и распутничали...
Но за древними жестокими вавилонянами, обоготворявшими разврат и чувственные наслаждения, есть все же заслуга перед нравственностью и сыновным долгом.
У древних язычников крепко укоренилось и жило в сердце неизвестное нам, христианам, чувство: глубокое почитание усопших предков и благоговейное уважение к местам вечного упокоения.
У них кладбища, превращенные в прекрасные сады и цветники, украшенные художественными по тому времени памятниками, были, действительно, местами последнего отдыха и покоя усопшим, – у нас, как ни грустно это говорить, родные могилы нередко оскверняются самым разнузданным развратом, не говоря уже про безумное пьянство.
С наступлением же темноты творится на кладбище нечто невообразимое. Щелкают там и тут револьверные выстрелы и дикие крики избиваемых нарушают могильный покой.
Кладбищенская стража, и если случится – полиция, в лице одного, двух нижних чинов, прячутся чуть ли не в преисподнюю, совершенно основательно дрожа за свою жизнь.
На другой день кладбище представляет из себя омерзительную картину. Остатки еды, посуда из-под водки, забытая кем либо из посетителей, следы отвратительных извержений, и ко всему этому, поломанные кое-где ограды могил, похищенные венки и цветы, а иногда и умышленно оскверненные могилы...
И это отвратительное препровождение времени называлось поминовением усопших, оказанием им, оторванным от нас Всевышным Промыслом, нашего уважения и знаков любви...
С горьким чувством должно сказать, что подобные действия являются не поминовением, а самым отвратительным оскорблением покойников и их памяти.
Но вот, нашелся человек с твердым и ясным взглядом на жизнь и ее течение, властной рукой нажал рычаг и... совершилось невиданное в Новочеркасске чудо.
20 апреля 1913 года (этот день необходимо отметить новочеркасским историкам в назидание потомству) в знаменитую родительскую субботу, как и всегда потянулись на городское кладбище нескончаемые вереницы поминальщиков.
Пришли и, о чудо, честь честью расположились на родных могилках.
Некоторые так даже и на другой день не могли оправиться от непонятного смущения и рассказывали о проведенном на кладбище дне как о чем то неслыханном.
Впрочем все были довольны и ни от кого я не слыхал и тени осуждения.
Благодаря распоряжению Войскового Наказного Атамана, строго осудившего кладбищенские безобразия, и исполнительной энергии нового Новочеркасского полицмейстера есаула Молчанова, порядок в родительскую субботу на могилах не нарушался и очень понравился посетителям.
Священники благоговейно служили обычные панихиды, могилы были усеяны группами родственников и тихое торжественное уединение в жилище духов никем не нарушалось и не оскорблялось.
О водке не было и помину.
Наиболее приверженные к „старине” зарядились выпивкой еще дома, но дивная вещь, даже эти неисправимые алкоголики, явившись на кладбище и видя необычное для себя зрелище, исполненное порядка и мира, невольно заражались смирением и уважением к святому месту.
В отеческой заботливости о нравственности среди населения Войсковой Наказной Атаман не ограничился одной формальной стороной и, желая оградить покой мертвых и укрепить в сознании посетителей кладбища обязательность уважения и почтение к усопшим, категорически запретил под страхом наказания не только пить среди могил спиртные напитки, но и курить табак.
Великое спасибо скажет своему отцу Атаману все наиболее порядочное население не только города Новочеркасска, но и всей нашей обширной области, так как живущие в провинции и различных глухих углах с жадностью ловят все новости из жизни областного города и торопятся их перенимать.
Я уверен, что названная справедливая мера, оказав благотворное влияние на нравственность в Новочеркасске не пройдет незамеченной и в других местах Донского края, где подлежащими властями, без сомнения, будут сделаны надлежащие на будущее время распоряжения и мероприятия.
Много дефектов в нашей жизни, но падение нравственности есть самый ужасный и гибельный признак разложения народного духа.
Тем ценнее и своевременнее меры к предотвращению этого разложения, грозящего в недалеком будущем, при равнодушном отношении к положению вещей, распадом и гибелью же всему государственному организму, а следовательно и народу, составляющему великую нашу родину Россию.
От всей души приветствуем мы, скромные обыватели, неизбалованные глубоким вниманием к нашим общественным нуждам, сердечное отношение и отечески строгую заботливость и, особенно за неуклонное проведение в жизнь необходимых, клонящихся ко благу населения мероприятий нашего отца, Войскового Наказного Атамана.
С.Азъ