независимый военно-общественный журналъ
посвященный нуждамъ и интересамъ казачества
Станица Мигулинская Донской области.
Странные дела творятся в Мигулине, настолько странные, что мы не решились-бы их опубликовать в журнале, если-бы автор этой корреспонденции не был нам лично известен. Судя по его словам, Мигулинская станица обращена местными честолюбцами в какой-то независимый удел с деспотическим азиатским правлением. Местная выборная власть, в лице станичного атамана, воспылала трогательной нежностью к власти административной – господину заседателю и, разумеется, из такой связи не вышло ничего путного для населения. Начать с того, что заседатель, никогда не нюхавший не только пороха, но и незнакомый ранее с каким либо оружием, кроме учительской линейки, надев узкие погоны, до того увлекся новым для него „военным” званием, что не в шутку стал требовать от жителей отдания себе воинской чести и, вообще, стал вести себя как строгий начальник „отдельной части”! Подобные, несоответствующие его положению, претензии на величие не раз ставили этого „дисциплинара” в весьма неловкое положение, умаляющее в глазах населения престиж полицейской власти, престиж, который в настоящее время надо особенно беречь и поддерживать против левых натисков.
Вот кое что из похождений этого мужа.
Не особенно давно в станицу приехал из полка на льготу, для лечения сломанной на службе ноги, сотник С. Состоять при нем в качестве сиделки и для услуг больному офицеру из полка был назначен за денщика строевой казак Михин.
Как-то проходит по улице мимо дома сотника С. заседатель и, видя, что денщик офицера не отдает ему чести, кричит на всю улицу:
– Ах, ты, мерзавец! почему не отдаешь мне чести?
– Вам не полагается! – отвечает скромно казак.
– Приди в станичное правление сейчас же! я покажу тебе, как не полагается! – орет заседатель.
– Если его благородие сотник С, у которого я состою денщиком, мне прикажет, то я пройду!
– Все равно! Кто-бы ты ни был, я с тобой расправлюсь! – заявляет с высоты своего величия заседатель.
Разумеется, сотник С., узнав об этой выходке заседателя, своего денщика не послал, надеясь, что сам заседатель, опомнившись, поспешит загладить свою некорректность.
Напрасное ожидание!
Штатскому заседателю, конечно, неизвестны воинские уставы и предписываемая ими вежливость, иначе он знал-бы, что никогда еще армия не отдавала первая полиции чести.
У этого же заседателя служил письмоводитель, которого он употреблял не только для письма, но и для колки дров, таскания воды и тому подобных черных работ, пользуясь его беднотой и приниженным положением.
Не в моготу стало бедному труженику подобная „служба” и он дерзнул попросить расчета у заседателя, за которым числилось полтора рубля. Бунтовщик сейчас же получил по заслугам. Мало того, что безвозвратно лишился своих полутора рублей, но и, благодаря „связям” с станичным атаманам, он не был принят на службу в станичное правление.
Вообще заседатель чувствует себя в Мигулинской станице ничуть не ниже любого немецкого князька; требует, хотя ему и не полагается, от казаков жителей отдаяния своей особе „воинской чести”, нарушая в то же время, как уже говорено выше, основные правила воинской дисциплины и оскорбляя офицера, и недавно продержал под арестом одного казака целую неделю (!!) за то, что тот не отдал ему воинской чести, а снял шапку.
Что-то, прямо невероятное!
Берет из станичного правления к себе казака сидельца „вестовым” и казак этот в течении недели исполнять у заседателя все домашние работы и даже (!!) ходит на квартиру к заседательской тещи для исполнения работ по хозяйству.
Черт знает, что это такое!
Выборная же власть, в лице станичного атамана, к удивлению сказать, есаула, вместо служения выбравшему его обществу, занимается вот чем.
В марте месяце прошлого года сотником С. было куплено место с хатой, находящееся по соседству с домом его отца.
На это место почему-то предъявляет свои права теща заседателя, вдова Лобачева. Местом-же этим казак Брехов владел более 23 лет, имея законную купчую крепость и вдове Лобачевой, судившейся с Бреховым за это место, суд в иске отказал.
Тогда заседатель, стакнувшись с атаманом, предполагая, что это место куплено отцом сотника С., урядником, „с которым можно и не церемониться”, обрушились сообща на него с протоколами, заявлениями и подписками, и в заключение пришли к удивительному решению: „без всякого суда хату разбросать, а место отдать Лобачевой”.
Когда, для исполнения этого, по истине азиатского решения, явилась станичная полиция с понятыми, во главе с помощником станичного атамана для разрушения дома, сотник С. разъяснил разрушителям, что хата и место куплены не его отцом, а им, и что, вообще, подобные действия совершаются не самоуправством администрации, а коронным судом на основании Российских законов. Интересное разрушение не состоялось, но на другой же день взбешенный заседатель составляет в бессильной злобе „протокол” на отца сотника С. за то, что его работник будто-бы вынес сор на улицу и ускоренно направляет эту бумагу к Мировому Судье.
27 июня урядник С. был по суду торжественно оправдан.
Но месть притаилась, выжидая удобного момента.
Во время пребывания сотника С. в лагере, станичный атаман предложил сбору подписать приговор, по которому купленную сотником хату необходимо будто-бы разбросать и место отдать заседательской теще.
Сбор оказался на высоте своего звания и подписать этот дикий приговор отказал.
Тогда... просто боишься писать... приговор был подложен между другими бумагами для подписи и многие беспечные выборные попались, дав свои подписи на отказанном приговоре.
Но так как, несмотря на все эти уловки, все же не оказалось законного числа подписей, то в течении целой недели по приказу „администрации” полиция водила казаков в правление и силой заставляла подписывать роковой приговор.
А вот еще сцена.
Станичный атаман есаул П. нанял казака Насонова писать списки для военно-конской переписи. По окончании работы Насонов пришел за платой, но, вместо платы, станичный атаман показал ему „шиш”, выругал и прогнал, грозя посадить его под арест.
Обиженный Насонов подал заявление с просьбой уплатить ему заработанные деньги, но на этом заявлении станичный атаман положил следующую резолюцию: – „арестовать Насонова на 5 суток” и бедный казак как кур во щи попал в темницу за свои же деньги, которые кстати сказать и в глаза не видал.
Пользуясь своей властью атаман занимает деньги направо и налево, вместо же уплаты раздает одни угрозы, а иногда пускает в ход и кулаки!?
Неизвестно, распространяется-ли на Мигулинскую станицу запрещение лова рыбы, которой к слову сказать здесь очень мало, но заседатель с атаманом разъезжают по Дону, отбирают у казаков рыболовные снасти, даже удочки, угрожая револьверами составляют протокол, а рыбу из садков, вместо того чтобы бросать обратно в воду, берут с собой.
Неизвестно вся-ли отобранная уснувшая рыба продается с аукциона, как того требует закон, но в „запретное время” у „властей” шипит аппетитно в масле жаренная рыба и кипит благовонная наваристая уха...
Впрочем эти чиновные любители рыбки, в случае неудачного „лова”, забирают с собой на Дон отобранные ранее у казаков снасти и преспокойно рыбалят сколько угодно. Для них не существует ни запретного времени, ни закона. Жаловаться и спорить с этими приятелями весьма опасно, так как: пожалуешься на атамана, – заседатель найдет какой-нибудь крючок и засадит в темницу, пожалуешься на заседателя, – атаман арестует.
И молчат Мигулинцы, зная что есть и у них верный защитник, их родной „Голос Казачества”, который могучим печатным словом доведет до внимания высшего начальства в области эту грустную повесть!, а с начальством шутки плохи и если корреспонденция г. Мигулинца подтвердится, то „двойственному союзу” несдобровать!
С.Азъ
